Но говорили мы не только об этом. За два часа у нас в гостях полузащитник «Локо» и сборной России рассказал:
— о депрессии из-за травмы и почему не заменился сразу;
— об интересе из Германии и самом главном страхе в переезде в Европу;
— в какой клуб никогда не перейдёт;
— как поздравил Миранчука с первым голом за «Аталанту»;
— о конфликте болельщиков и руководства;
— как болельщик «Спартака» предложил ему поцеловать татуировку;
— зачем он толкал Роналду в матче с «Юве»;
— об отличиях Сёмина и Николича;
— о сборной России и что можно сделать, чтобы изменить к ней отношение;
— о вере и первой исповеди;
— о том, как учился мормышить;
— о воссоединении с отцом спустя много лет;
— о том, как перебирал в детстве картошку и подметал на улице;
— о дедовщине и слезах в «Сатурне».
Баринов несколько раз пересматривал моменты своей травмы. Говорит, если бы ушёл с поля сразу, не порвал бы «кресты»
— Почему не заменился сразу?
— Это была моя инициатива. Доктор посмотрел колено: оно не расшатывалось, показалось, что всё не так плохо. Я сказал, что выйду и попробую сделать рывок – он меня отговаривать не стал. В итоге смог: ещё и мяч отобрал, и заработал штрафной, с которого забили. Той ночью смог уснуть только около 6:30 утра: попросил у ребят из пресс-службы найти мне моменты с падениями, когда скинули, пересматривал по несколько раз.
— Зачем? Разве это не делает больнее?
— Было интересно посмотреть со стороны, как всё произошло. Когда пересматривал, мне показалось, что после первого падения я порвался не «до конца», а, посмотрев второй момент, понял, что это всё – конец.
— Не жалеешь, что решил продолжить игру?
— Сложно сказать. Мне кажется, если бы заменился сразу – ушёл бы с поля с порванной крестообразной, но боковую не дорвал бы, продолжив играть. Или наоборот, не знаю. Но я вообще ни о чём не жалею. Никогда. Значит, так было суждено.
— Когда тебя уносили с поля, ты плакал. Какие мысли были в голове?
— Сами прекрасно знаете мою ситуацию со «Спартаком». Понимал, что сейчас пойдёт много злорадства, плюс расстроился, что не смогу помочь команде не только в таком важном матче, но и в ближайшие полгода, не смогу играть в Лиге чемпионов – а это для меня было очень важно. Первые два-три дня словил, можно сказать, депрессию, ушёл в себя.
— Как справлялся с этим?
— Провёл дни до отлёта на операцию с семьёй: когда оставался один – накатывало, а с ними было легче, они меня как-то веселили. Но я понимал, что сейчас наполовину инвалид: не могу с любимыми племянниками нормально поиграться, помочь. Незадолго до вылета в Италию был на матче «Локо». Когда поднялся на трибуну, у меня встал ком в горле – было очень тяжело смотреть на поле.
— Нет ощущения, что травма могла произойти в том числе и из-за адского графика? Перерыва же совсем не было.
— Отдыха особо не было, ещё и дома все сидели, тренировались индивидуально. Но с карантина я вышел в форме – чуть ли не лучше всех выглядел (улыбается) Состояние было здоровское. Но уже после игры с «Рубином» в начале этого сезона я почувствовал, что мне так тяжело, как никогда в жизни не было. Потом «Урал», ЦСКА – тоже ощущал сильную усталость. Может, на фоне этого и получил травму. Но вообще я люблю, когда идёт много игр, и даже хотел бы, чтобы в дальнейшем мы продолжили в таком же графике. Мне кажется, я выдержу, главное – восстановление. Мы просто к такому не привыкли: играли бы в таком режиме уже года три, всем было бы легче.
— Почему делал операцию именно в «Вилла Стюарт»? Знаем, что врач клуба Никита Карлицкий пытался тебя отговорить. Там же Ротенбергу занесли инфекцию.
— Туда от нас часто летали оперироваться. Общался с ребятами. Джикия посоветовал именно этот вариант. Поговорил с ним, потом ещё с Зобой. Кокорин тоже сказал, что всё будет нормально, многое зависит только от меня. Полететь туда – моя инициатива, я сам принимал финальное решение. А несчастный случай возможен везде.
— Насколько знаем, там чуть ли не сразу после операции на ноги ставят.
— Ох, это очень тяжело. Тебя выводят в коридорчик, чтобы ты прошёлся: после операции мышц на ноге совсем нет, поэтому её сразу надо разрабатывать. На второй-третий день тебя уже приводят в зал: нога ещё в скобах, вся перемотана, а врач заставляет по полтора часа бегать, поднимать её то вверх, то в сторону. Адская боль. Но я сразу себе сказал, что всё зависит только от меня и моего отношения к восстановлению. Некоторые думают, что всё само заживёт, пройдёт полгода — и всё. У меня же подход иной.
Отказал Семаку весной, а летом мог уехать в Германию. Общается с Миранчуком: после гола за «Аталанту» назвал легендой
— Прошлым летом у тебя был вариант с «Зенитом» – даже состоялся разговор с Семаком. Какие аргументы он использовал?
— Говорил, что я хороший и перспективный опорник, что был бы рад видеть меня в «Зените»: он строит новую команду, в которой я был бы полезен.
— Что ты ответил?
— «Извините, я уже договорился с «Локомотивом». Здесь мой дом, семья. Но Семак не обиделся, сказал, что понял меня.
— В нашем футболе переход в «Зенит» – это такая вещь, за которую часть общественности точно будет осуждать, говорить, что погнался за деньгами.
— У нас в стране все вокруг друг друга осуждают и обсуждают, а жизнь может сложиться по-разному. А вот эти разговоры, мол, ушёл за деньгами… «Зенит» каждый год играет в Лиге чемпионов, почему футболисты не могут переходить туда за ней, а не именно за деньгами?
— Но как он там играет.
— Это другой вопрос. Но он там играет. Я не нахваливаю, просто факт.
— В России есть клуб, куда никогда не пойдёшь?
— Произносить не буду, но все понимают, что это за команда.
— Возможность уехать в Европу летом была?
— Предложения были, с агентом напрямую выходили на связь – приезжали, обсуждали. Травма сыграла большую роль, но и сейчас связь поддерживается с теми, кто интересовался. Думаю, в будущем всё получится.
— Откуда самый большой интерес?
— Германия– там активнее всего интересуются.
— Но твоя мечта Англия?
— Да. Там все куются, кусаются (улыбается) Но честно, даже не задумываясь, поеду в Германию или Италию. Англия – самая высокая планка!
— У нас многие говорят: если ехать в Европу, то в команду, претендующую на еврокубки. Ты готов сорваться в условный «Уотфорд»?
— Было бы здорово перейти в команду, которая сразу играет в еврокубках, но я не знаю, что для этого нужно сделать. Лучше начать со средней команды: там тебя могут заметить, и ты уже перейдёшь в серьёзный клуб. Я себе никаких барьеров не ставлю: будут приглашать – будем обсуждать.
— Что больше всего пугает в переезде в Европу?
— Ооох…Что язык до сих пор не начал учить. Это прям сильно пугает. Причём попыток было много. На карантине всё собирался, уже договорился с учителем, но не смог собраться да начать. Не знаю, что меня останавливает. Это очень плохо. Я уже и на телефон себе какие-то приложения скачал, но всё равно не идёт. Меня надо как-то заставить. Наверное, только когда предложение поступит, тогда начну изучать (смеётся).
— Миранчук что-нибудь рассказывал о своём переезде?
— Говорил, что тренировки два раза в день – много работают над физикой. В основном только футбольные вещи обсуждали, остальным я не интересовался.
— Когда Лёша перешёл в «Аталанту», вы трогательно попрощались в «Инстаграме». Как ты со стороны видел его переход?
— Когда уже была конкретика, я к нему в раздевалке подошёл: «Всё? Ты уезжаешь от меня?» А он мне: «Барочка, подожди. Ещё поговорим». Не хотел сглазить. Но, к сожалению, из-за моей травмы не смогли нормально попрощаться. Я очень рад за него. В двух играх вышел и дважды доказал, что его не зря купили. Думаю, через пару туров станет основным игроком.
— Что ты ему написал после его первого гола за «Аталанту»?
— Сейчас посмотрю. (Баринов открывает телефон и ищет переписку с Миранчуком.) «Ты моя легенда, мои поздравления». С сердечками.
— А после «Интера»?
— Такое произносить не буду, но поздравил очень хорошо (смеётся) А он мне ответил: «Дим, привет. Спасибо, братик мой».
Крики про руководство во время матчей неприятны. Но Бара верит, что скоро всё наладится
— Сейчас у «Локомотива» тяжёлый отрезок. Какая атмосфера внутри команды?
— Хорошая, стараюсь всех подбодрить, когда занимаюсь в зале. Но после поражения от «Динамо» я был очень зол! Меня прямо разрывало внутри от того, что ничего не могу с этим сделать: ты не можешь что-то предъявить, потому что сам не играл. Но все всё прекрасно понимают, все недовольны.
— Негативный фон от конфликта болельщиков с руководством за двери базы проникает? Сказывается на команде?
— Давление есть. Понимаем, что у руководства и болельщиков конфликт, но мы не сторонники того, чтобы лезть в эту перепалку. Мы не вправе это делать. Дай бог, в скором времени они найдут точки соприкосновения. Я в это верю.
— Николич вас старается оградить от этого?
— Пытается донести до нас, чтобы мы не реагировали на происходящее. Но как не реагировать? Интернет откроешь – всё видно. Постоянно что-то пишут.
— В директ «Инстаграма»?
— Конечно. Очень много писали после встречи с болельщиками. Причём писали много позитивного – оценили мою речь. Я же сказал простую вещь: мы игроки, наше дело – играть.
— Сразу после этой встречи обсуждали с игроками, что на ней произошло?
— Мы не ожидали настолько эмоциональной встречи. Думали: посидим, поотвечаем на вопросы. А тут бац: начали душить, душить и душить. Вопросы задавали только Василию Александровичу. Получается, пришли не к нам, спрашивать о перспективах, новом сезоне, а к гендиректору. Сидел, слушал всё это и думал: «Сам ничего говорить не буду. Даже к микрофону не притронусь. Вот спросят – отвечу». Но потом встал Смол: «Зачем мы вам тут нужны, если вы пришли к руководству?» Потом и я сказал.
— Сильно бесит, когда во время матчей с «Баварией» и «Атлетико» часть фанатов не поддерживает команду, а кричит про руководство?
— Это неприятно. Представляю, каково руководителям клуба. Забавно, когда команда забьёт, всё меняется – команду гонят вперёд. Фанаты стоят на своём, руководство — на своём. Мы тут ничего не можем сделать, как и не можем абстрагироваться от криков. К примеру, в матче с «Атлетико» мне очень не понравилось, что Смолова освистали во время замены. Федя заработал пенальти, мы с него забили – за что его освистывать? Он выложился по максимуму, а вы поливаете его грязью и освистываете. Зачем? Я был в ложе, и справа от меня сидели те, кто это делал. Посмотрел на них и внутри себя сильно выругался.
— А если встретиться командой с болельщиками?
— А что это изменит? Ну поговорим мы, я встану и скажу: «Я не знаю, что делать в этой ситуации». На той встрече с болельщиками было достаточно людей, в YouTube вон все смотрели.
— На трибуну не хотел сходить, пока травмирован? Посмотреть матч с болельщиками, понять проблему.
— Во-первых, коронавирус. Во-вторых, представьте, как я стою с болельщиками, а они кричат: «Увольняйте всех из клуба». И что мне делать? Но когда всё наладится, с радостью схожу. Верю, что всё наладится.
До последнего не верил, что Сёмин уйдёт. Палыч не захотел прощаться с командой, чтобы не видеть плохие эмоции
— Сёмин оставил тебя в команде, когда пришёл, не отпустив в аренду в Тулу, многое для тебя сделал. Для тебя его уход получился болезненным?
— Конечно, я много с ним проработал. Он сделал из меня футболиста, я играть при нём начал, показывать хорошие результаты, завоёвывать трофеи – Кубок, чемпионство, Суперкубок. Буду всегда и везде говорить, что благодаря Палычу стал игроком, в котором видят потенциал и в «Локо», и в сборной.
— Он как-то попрощался с командой?
— У него был день рождения за несколько дней до официальных новостей. Я проснулся в девять утра, позвонил ему, поздравил. Он спросил, как у меня дела. Говорю: «Тренируюсь, Палыч». Он мне: «Молодец, я сейчас тоже хожу по даче». Это был наш последний разговор. Когда уже обо всём официально объявили, хотелось нормально попрощаться, собраться поужинать. Но Палыч сказал: «Я не хочу этого делать. Будете расстроены, что я ухожу, плюс уже будет новый тренер. Не хочу видеть плохие эмоции».
— Сёмин в одном из интервью говорил, что Кикнадзе на зимних сборах ходил по номерам и настраивал игроков против него. Было?
— Ко мне никто не приходил, со мной никто не разговаривал. Говорю за себя, за других не могу, так как не знаю.
— Самое яркое воспоминание о Палыче?
— Я только начинал играть в основе. В команде 11 человек, а он во время матчей кричал только на меня. Каждую игру орал: «Баринов! Баринов!». Просто постоянно. Через пять-шесть игр я ему даже ответил по ходу матча, ему не понравилось. Потом уже отпустил меня.
— Ты мог себе позволить огрызнуться на Сёмина?
— Когда понял, что он реально не по делу на меня кричит, не сдержался и ответил.
— Что сказал?
— «Палыч, хватит на меня орать!»
— Ты не думал, как бы развивалась твоя карьера, если бы Сёмин тогда отпустил тебя в аренду в Тулу?
— Я в тот момент очень сильно хотел играть. Понимал, что не хуже своих партнёров, но мне не доверяли. Представьте, если бы сейчас ушёл в аренду, забил бы там три-четыре гола, уехал бы куда-нибудь, может кто-то приметил бы (смеётся).
— Как не терял мотивацию?
— Была депрессуха, но я тренировался до конца, часто оставался после тренировок. Олег Пашинин всегда говорил: «Бара, надо терпеть». Надо просто пройти определённый путь, потом боженька тебе воздаст.
— Ты с Пашининым очень близок?
— Да, разговариваю с ним вообще на любые темы, касающиеся футбола. Всегда говорит по делу, что я делаю так, что не так. Он даже специально для меня нарезал видео, приглашал в тренерскую, всё показывал: пять плохих моментов, пять хороших. Пашинин много мне помогает – он понимает, что его слова идут мне только на пользу. Мы и сейчас близки: у Пашинина тоже побаливает колено, у нас один физиотерапевт, вот когда пересекаемся, спрашиваем друг у друга, что болит, как колено и так далее.
Баринов уверен, что смог бы быть капитаном сборной. В критике команды винит менталитет
— Кикнадзе как-то рассказал про разговор с Черчесовым: главный тренер сборной России ему сказал, что ты мог бы играть на таком уровне уже два года, но Сёмин консерватор. Согласен?
— Если Станислав Саламович это сказал, значит, он это видел. Надеюсь, что я интересен тренерскому штабу и самой сборной. Даже не надеюсь, а думаю, что это так.
— Многие говорят, что Черчесов в будущем видит тебя капитаном сборной.
— Честно, я не могу что-то предсказывать, но, когда вернусь на поле, с каждым днём и каждой тренировкой буду доказывать, что хочу быть капитаном сборной, а не просто игроком национальной команды. У меня есть такие амбиции.
— Потянул бы?
— А почему нет. Справился бы. В «Локо» тоже хочу быть капитаном, пока я здесь. Везде хочу (смеётся)!
— Есть ощущение, что ментально Черчесов твой тренер. Да и его приглашение на сентябрьский сбор показывает, как он тебя ценит.
— Мне было удивительно, но очень приятно, когда мне позвонили и сказали: «Саламыч хочет, чтобы ты тоже был на фотосессии». Блин, подумал, как круто! Полетел с удовольствием.
— К Евро успеешь восстановиться?
— Уверен. Восстановиться успею – это 100%. Дай бог, и готов буду на 100%. Главное, чтобы меня не тревожило колено, а всё остальное зависит только от меня.
— Сборную последнее время сильно критикуют: говорят о невзрачной игре, отсутствии идеи и необходимости увольнения тренера. Что можешь ответить критикам?
— У нас страна такая: каждый ждёт, чтоб ты чуть где-то провалился, чтобы начать на тебя давить и втаптывать туда же, чтобы ты оттуда не вылез. Я не вижу никаких поводов расстраиваться, что сборная не побеждает уже в шести играх. Вы посмотрите, какое омоложение команды идёт, приезжает много новых игроков. На это нужно время. Не надо паниковать! Спокойно, справимся.
— Если бы вышли в Лигу А, потянули бы уровень?
— Это тяжело, но зато представьте, как приятно играть с такими командами. Ты выходишь на поле против самых лучших игроков мира! Надо себя в этот момент спрашивать: «А что я могу ему противопоставить?» Надо думать не о том, как он тебя обыграет, забьёт, а что ты можешь сделать – какую передачу отдать, как мяч отобрать. Против топов надо выходить с такой мотивацией.
— Ну а если получить шесть от условной Испании?
— Ну обосрали бы нас всех, как обычно, и что? Зато мы играли бы с топовыми соперниками, а не с Сан-Марино или Люксембургом. Вот немцы проиграли 0:6. Бывает. Везде найдётся недовольный человек, но у всех бывает. У нас жизнь такая.
— Что можно сделать, чтобы изменить отношение к сборной?
— Уже ничего. Посмотрите, какое отношение было после чемпионата мира – просто замечательное. А тут не выиграешь, и всё, начинается: команда сдулась, надо что-то менять… У нас вот так. Надо поменьше слушать, а больше делать. Моя любимая фраза, кстати.
У Николича комбинационный футбол и больше тактики, чем у Сёмина. А Баринов – один из главных бандитов на поле
— Как тебе Николич? Во время нашего с ним интервью он показался очень последовательным и в меру жёстким.
— Очень серьёзный. Очень хороший человек в плане жизненных ситуаций – всё прекрасно понимает. Добрый, вежливый, отзывчивый. Когда я травму получил, он мне сказал: «Любая помощь – всё организуем, сделаем» Я получил много слов поддержки. С точки зрения тренерского процесса – прилично увеличилась интенсивность. Раньше только в сборной такое было.
— Много обсуждают его «атакующий футбол».
— Когда он пришёл, не говорил об атакующем футболе, а выстраивал свою игру.
— Николич штрафует?
— Да. В последний раз Рифата оштрафовал за опоздание на тест на коронавирус. Он приехал, когда врачи уже уехали (улыбается).
— Куда идут штрафы?
— У нас Лоськов всё собирает. Я даже как-то к нему подошёл и спросил: «Где все бабки?» Он мне: «Не веришь? Пойдём покажу». Сразу поверил – у него всё лежит в комнате.
— Если сравнивать Николича с Сёминым, в чём они отличаются?
— Различие в одном: у Палыча много борьбы, а у Марко более комбинационный футбол. Но при этом Николич тоже требует, чтобы никто не убирал ноги, и за это жёстко спрашивает. У Палыча более простой футбол, но этот футбол давал результат. У Марко более сложный – всё зависит от соперника. Мы наигрываем выход из обороны, начиная с вратаря, под каждого отдельного соперника. При Сёмине было меньше тактических занятий.
— Николич просит, чтобы футболисты были бандитами на поле. Баринов – главный бандит?
— Один из них, да. На поле я пытаюсь зарядить всю команду своими действиями: сделать невозможный подкат, сохранить мяч – ты в такой ситуации сразу заводишься. К примеру, Крыха: от него человек убегает, он его через 60 метров догонит, отберёт, разгонит атаку. Мне сразу хочется на 80 метров добежать и отобрать. В моём понимании это так работает.
— Крыховяк – самый сильный футболист, с которым ты играл в одной зоне?
— Не могу так сказать – каждый в опорной по-своему был силён. Тот же самый Гарик (Денисов. – Прим. «Чемпионата») или Димка Тарасов в хорошей форме. Если взять меня, Гарика и Диму Тарасова – мы игроки больше оборонительного плана, а Крыха ещё в атаке может.
— Чему ты научился у Денисова и Крыховяка?
— У каждому чему-то: у Гарика – неуступчивости и напору, у Крыха – тактическим вещам. Он о-о-очень много говорит: ты на три метра отбежал, а он сзади бежит и кричит: «Центр! Центр!»
— А Денисов советы давал?
— Нет, такого не было. Он мог перед матчем подойти и сказать: «Сегодня так-то надо, Бара, соберись». Но обычно рассказывал что-то из детства, как любит нырять и за акулами наблюдать. Он вне поля вообще спокойный человек.
— Болельщики обсуждают, что Крыховяк в этом сезоне сдал. Ты замечал что-то такое?
— У всех в карьере бывают спады. Может, просто меня нет? Может, он в атаку начал меньше бегать, потому что некому подстраховать (смеётся)?
Стать спокойнее на поле ему помог Сухина. Но в матче с «Юве» он бил Роналду локтем, чтобы вывести его из себя
— На прошлогоднем матче с «Ювентусом» в Москве ты постоянно докапывался до Роналду. Зачем?
— Да, это было. Он бежал трусцой, я пробегал мимо и локтем его в спину ударил. Он начал там что-то мне: «Fuck you, fuck you» – что-то такое. К судье начал обращаться.
— Зачем ты так?
— Не знаю (смеётся). Сейчас самому смешно стало. Хотелось его вывести из себя. Просто пробегал мимо, думаю: «Дам локтем!» Причём я ещё и на угловом что-то там пытался с ним сделать. Задира (улыбается).
— Тебя партнёры не просят быть спокойнее? В Лиге чемпионов за такое поведение временами жёстко карают.
— В шутку если только, как Чарли. Я после операции приехал на базу, пошёл в медицинский центр, увидел там кого-то и сразу начал кричать. Чарли тогда сказал: «Тебя не было, было так спокойно! Только пришёл, а опять орёшь и орёшь» (смеётся).
— Тарасов, когда был у нас в гостях, сказал про тебя: «Он отморозок!»
— Ха-ха! Это он так выразился, потому что я вспыльчивый очень. Правда, с возрастом в жизни стал поспокойнее, а вот на футбольном поле никуда само не денется.
— Кажется, что на поле тоже стало лучше.
— Да, мне очень сильно помог Стас Сухина – мы с ним два-три раза говорили. Он ко мне подходил, садились вдвоём за столом: «Бара, на каждом совете судей обсуждают только тебя. Давай будем спокойнее».
— Кстати, ещё про «Инстаграм». Тебе же когда-то приходили в директ угрозы из-за известных событий со «Спартаком».
— Много чего было – даже сестре писали. Сейчас вроде всё закончилось, но летом произошла одна не самая приятная ситуация. Я ехал в ресторан, остановился, вышел из машины с другом и братом. Шёл парень лет 28, с сумкой для доставки еды. Смотрю – он активно так на меня идёт. Подходит, я ему говорю: «Ты чего?» Он на меня смотрит, а потом взгляд на свою руку переводит, а там татуировка спартаковская. И говорит мне: «Поцеловать не хочешь?» Человеку лет 30!
— А ты что ответил?
— Сказал: «А ты мне ничего не хочешь поцеловать?» В остальном всё спокойно. У меня есть знакомые, которые болеют за «Спартак», я с ними хорошо общаюсь. Они, кстати, говорят, что нормальный человек бы так никогда не сделал.
— Были случаи, когда, наоборот, ты себя не сдерживал?
— Конфликты часто бывают. Один раз сильно ругался: пил кофе и что-то почувствовал, в напитке стёклышко было. Позвал менеджеров, всех, очень сильно ругался. Теперь у меня в этом ресторане скидка в 15% (улыбается).
Бара каждый вечер читает молитву, а весной ради исповеди простоял всю ночь. А ещё обожает рыбалку — мечтает порыбачить в Астрахани
— Мы много знаем, какой Дмитрий Баринов футболист. Но какой он человек?
— Семейный – я не любитель висеть где-то всю ночь. Если отдыхать, то в кругу семьи. Много времени провожу с детьми, племянницей и племянником. Сейчас, конечно, тяжело к ним ездить, но всё равно стараюсь раза два-три в неделю выбраться – до травмы вообще каждый день у них бывал.
— Насколько мы знаем, ты религиозен. Как к этому пришёл?
— В 14 лет я попал в интернат «Локо», а там недалеко, на Преображенке, есть церковь. Помню, первый раз пошёл, мама попросила поставить свечки за здравие, а я не знал куда. Начал ходить туда каждую неделю – с того момента посещаю храмы и купели.
— Читаешь молитвы?
— Каждый день перед сном. Когда вижу храм, всегда крещусь. Пост не держал, потому что с футболом это сложно совмещать.
— Бывало, когда вера тебе как-то помогала?
— В плохом состоянии в церковь не надо ходить. Но во время чемпионата я старался ездить почти каждую неделю в Сергиев-Посад – там есть хорошие места и купель. Бывает, правда, что из-за погоды к ней не проедешь – надо ехать через поле.
— Для чего тебе нужна вера?
— Скажу так: когда выхожу из церкви, с меня будто снимают груз, я себя совсем иначе ощущаю.
— Когда-нибудь исповедовался?
— Да, но делаю это нечасто – последний раз на Пасху было. Я приехал в церковь в полдесятого вечера, а домой вернулся в полшестого утра – отстоял всю службу, чтобы исповедаться. Народу было очень много, почти всё забито.
— Ты первый раз был на ночной службе?
— Да. Я вообще приехал туда днём, чтобы яйца с куличами осветить, но не вышло. Мне сказали: «Милый мой, приезжай-ка ты вечером – мы тебе всё сделаем»
— Знаем ещё, что ты рыбачишь. Откуда любовь к рыбалке?
— Гены – отец рыбак. Я в детстве с другом в половину пятого утра садился на велосипед, с собой бутерброды и удочки, и погнали с рассветом за рыбой. Так и пошло. Раньше на обычных прудах ловили, а сейчас платные есть.
— Так это же неинтересно.
— Ну как. Последние два или три раза я ездил на платник – у меня ничего не клюнуло. Для меня сам процесс важнее: закинул, на кресло сел, откинулся – и сидишь. С Рифатом не раз обсуждали, что надо по возможности в Астрахань съездить, там вообще шикарно в этом плане. Вячеславович [Лоськов] мне фотки показывал, какого он сома там поймал. Рыба как три Вячеславовича (смеётся)!
— Лоськов тоже рыбак?
— Ещё и охотник!
— У вас там прям клуб «Охота и рыбалка».
— Ага, можно свой канал открывать (смеётся).
— Экстремальная рыбалка была? Подлёдная, например.
— Была! Прошлой зимой ходил на речку, правда, вот таких маленьких поймал, но это само удовольствие. Я всё мормышить научиться не мог: мне батя показывает, я пробую, а у меня не клюёт. Думаю: «Да что за фигня!» Потом сижу-сижу, опа – две достал, и так пошло. В итоге много наловил.
Рос без отца, но восстановил отношения и помог ему вылечиться. Рано повзрослел: первые деньги заработал в детстве, работая в магазине и перебирая картошку
– Ты часто в интервью говорил про благодарность маме, но про отца почти не упоминал. Как-то твой первый тренер сказал, что ты его нашёл спустя много лет. Это правда?
– Я не искал, а знал, где он находился. Ещё с «Сатурном» я летал на разные турниры за границу, а для этого нужно было получить разрешение от отца, так как мне не было 14, а родители в разводе. Мы к нему ездили. Он жил в Твери в очень плохих условиях, есть было нечего. Потом, уже спустя много времени, мы сели с сестрой и решили его забрать. Спросили у мамы – она оказалась не против. Сказала, что мы все люди, неважно, что было, когда мы были маленькими. Сейчас отец живёт с сестрой.
– Ещё он же говорил, что ты отвёз папу на лечение в Израиль.
– Неправда, это какие-то балаболы сказали. Никуда я его не отвозил, мы его тут вылечили. Я ему сказал: «Не чуди, мы тебя не бросим». Сейчас мы с ним в хороших отношениях, ездим вместе рыбачить.
– Читали ещё, что он иногда играет в ветеранских турнирах.
– (Улыбается.) Он мне всегда говорил, если поедешь куда-то играть – зови меня. Помню, когда я первый раз его привёз, он две недельки осваивался, вспоминал – всё-таки человек 15 лет ничего не делал. У меня как раз был зимний отпуск, вот я ему и предложил: «Поехали, погоняем в мини-футбольчик» Ну всё, собрался, гетры взял. Выходит. Немного подвигался, а потом говорит: «Я на ворота, Дим!» А там паркет. Ему в угол бьют, он в прыжке летит, падает – бу-бум! И что вы думаете? Он на следующий день с кровати встать не смог! Колено вот такое и локти такие такие же. Поехали с ним в больницу, выкачивать всё. Наигрался, чудак (улыбается).
– Сейчас не играет?
– Не-а. На коньках любит кататься, в хоккей погонять. Называет себя Бобби Халлом.
– Тяжело было возобновить отношения, которых долго не было?
– Да не. У меня не было на него обид – я не могу на него обижаться. С мамой они созваниваются, если какие-то дела есть. Может приехать к нам в дом кофе попить, что-то рассказать. Мама нормально реагирует, у нас с этим никаких проблем нет. Возможно, конечно, если он меня воспитывал, у меня характер был бы другой. А так я был один среди женщин – видите, каким вырос.
– Ты про то, что рано повзрослел?
– Да-да, вы правильно поняли. С малых лет я понимал, что один у мамы и сестры, поэтому в дальнейшем мне надо будет весь груз и ответственность брать на себя.
– Поэтому ты в 9 лет уже в магазине работал?
– Было такое, лет в 7-8. И картошку у себя в селе перебирал: собираешь мешки, рабочий день заканчивается – приходят, считают, сколько у тебя там. И у мамы работал – коробки таскал, и около магазина подметал. Всякое бывало.
– Тебе платили?
– Конечно. Самое большое, что я заработал, – косарь за день. Я шиковал! Представьте, в семь-восемь лет тысячу заработал.
– И что ты на неё купил?
– Хлеба домой, а на оставшиеся шиковал (улыбается). Помню, мама мне два или три дня предлагала деньги в школу взять, а я ей говорил: «Не надо! У меня есть».
– Что тебя мотивировало картошку перебирать и полы подметать?
– Мама никогда не обижала в плане денег: когда просил, всегда давала. Просто у меня был друг, с которым мы вот так время проводили – и картошку вместе с ним перебирали, и подметали. Один я, может, этого и не делал бы.
– А мама знала, что ты подрабатываешь?
– Сначала нет, но потом ей вроде сестра рассказала.
– Ты с кем-нибудь общаешься из деревни?
– Да, конечно. Из моего окружения никто не спился, не снаркоманился – все работают. Тут недавно по моей деревне слух прошёл, когда я травму получил, что Баре сейчас выплатят всю его зарплату за год. А я ещё и на новой машине приехал! Все, наверное, подумали: «Вот же! Дали ему бабок» (смеётся).
Он сравнивает интернат «Сатурна» с армией: тогда часто звонил маме и плакал. Там было жёстко
— Твоя мама же там живёт, верно? В доме, который ты ей купил?
— Да, она всегда говорила, что мечтает жить в своём доме – мы всё время жили в квартире. Если бы не мама, как бы я ездил на тренировки, питался? Она исполнила мою мечту, а потом я – её.
— Для тебя в детстве любые расставания с мамой были болезненными?
— Да, когда был в интернате «Сатурна», звонил ей, просил меня забрать. Мог и четыре раза за день набрать! Помню, зимой открывал окно и специально с голым телом дышал морозным воздухом, чтобы заболеть. Это был очень тяжелый период. Мама тогда сказала: «Терпи, потом скажешь мне спасибо» Она привозила мне чемоданы – старые такие, знаете? – полностью забитые печеньками, шоколадками, мармеладками. Но мне, бывало, ничего из этого не доставалось.
— Отбирали?
— Команды разных возрастов жили на разных этажах, поэтому от КПП до моей комнаты приходилось пройти через все пролёты, где жили старшие. Как-то шёл, меня спросили: «Что там у тебя?» Я говорю: «Мама привезла» А мне в ответ: «Что привезла? А ну показывай» И всё, сумки нет: «Молодец, иди дальше» Потом я маме звоню: «Ма-а-ам, у меня всё отобрали» Отдал сумку и пошёл ныть (смеётся).
— Жёстко.
— Было жёстко, да. Помню как-то попросили у ребят 93-го года ноутбук, чтобы поиграть в биатлон. Каждый там себе создал спортсмена из разных стран, сыграли, приходят старшие забирать комп, смотрят – а на экране написано: «Баринов-Норвегия» «Ах, так ты у нас нерусский» – и бам мне в плечо несколько раз подряд. Или бежишь по этажу, играешь в салки, пробегаешь мимо холла старших (а им не нравится, что мы шумим), и они тебе: «Стоять! Десять отжиманий». Бывало, что заставляли «стульчик» делать: присаживаешься, прислоняешься к стенке, а тебе на руку кладут подушку. И вот так сидишь, смотришь футбол пока не покраснеешь и не начнёшь умолять: «Отпусти, отпусти!»
— Почти как армия.
— Ага. В 11 лет прошёл (смеётся).
— Отчислить могли хоть раз?
— Было. Был выходной день, мы пошли в город, посидели в фаст-фуде. Потом купили вина, ещё что-то. Один набухался до такой степени, что идти не мог. Потом к нам пришли, спросили, кто с ним был. Я поднял руку. Нас вызвали на комиссию, но в итоге никого не отчислили, – даже того, кто напился. Дали ему второй шанс.
— Какой самый запоминающийся совет тебе дала мама?
— Их много было, но она и по сей день мне говорит: «Неважно, сколько денег ты получаешь, какой ты футболист. Всегда нужно оставаться человеком».
— Чтобы ты к звёздам не улетал?
— Да я и сам себя туда не пускаю.
